9 § 9 Революционное движение в России. Черныше́вский, разночинская интеллигенция, нигилисты и народники.

Пятидесятые годы XIX века характеризу́ются ро́стом революцио́нной интеллиге́нции.  В начале XIX века революцио́нные иде́и зарожда́лись и развива́лись в дворянской среде́: большинство́ декабристов и Герцен принадлежа́ли к высшей дворянской аристокра́тии.  Но уже́ к середине XIX века в России возника́ет новое социальное явление, отражённое в новом слове – интеллиге́нция.

Иссле́дователь наро́дничества Н. А. Тро́ицкий отмеча́ет, что слово интеллиге́нция, вопреки́ распространённому мне́нию, не было приду́мано писателем П. Д. Боборы́киным в 1866 году.  Это слово встречается в русском языке как ми́нимум с 1865 года, например, в дневника́х исто́рика литерату́ры и профессора Санкт-Петербургского университета П. А. Никите́нко^[1].  Однако вначале это слово использовалось в отношении любо́го образо́ванного члена общества, обычно принадлежа́щего к высшему классу, включая класс государственных чино́вников, жанда́рмов и других представителей власти.  Но постепенно термин интеллигенция был переориенти́рован на демократическую интеллигенцию, занимавшую гражданскую позицию.  Декласси́рованность интеллигенции подчёркивалась другим словом, часто употребля́вшимся в том же контексте – интеллиге́нты-разночи́нцы или разночи́нская интеллиге́нция, то есть люди разных сосло́вий, разных кла́ссов и чино́в – декласси́рованные дворя́не, купцы́, духове́нство, меща́не и даже крестьяне – объединённые образова́нием, сочу́вствием народу и оппозицио́нным отноше́нием к царскому правительству.  Так уже в семидесятые годы один интеллиге́нт-разночи́нец называл образо́ванных представителей власти «неинтеллигентной интеллигенцией»^[2].

Ключево́й фигу́рой в процессе формирова́ния разночинской интеллигенции в России являлся Н. Г. Черныше́вский.  Сын сельского свяще́нника, Черныше́вский сам готовился стать свяще́нником, но, проучи́вшись три года в Сара́товской семина́рии, перешёл из неё в Санкт-Петербургский университет.  С середины пятидесятых годов, Чернышевский активно занялся литературной и публицисти́ческой де́ятельностью в журна́ле «Совреме́нник».  Его регуля́рные статьи́ на самые разнообра́зные те́мы от филосо́фии, эсте́тики, эконо́мики и нау́ки до поли́тики и крестьянского вопроса, имели огромное влияние на русскую обще́ственность.  Под влиянием Чернышевского, уме́ренный журнал «Современник» постепенно преврати́лся в главный о́рган революционной демократии.

В 1855 г. Чернышевский защитил маги́стерскую диссерта́цию под названием «Эстети́ческие отноше́ния искусства к действи́тельности», которая имела большой резона́нс в обществе и во многом определи́ла утилита́рно-механисти́ческое отношение радика́льной молодёжи этого периода к иску́сству, филосо́фии и поли́тике.  Наи́вная ве́ра в прогресс и науку заставля́ла как Чернышевского, так и его после́дователей отрица́ть все нематериа́льные о́бласти человеческой деятельности. Эта ве́ра также призыва́ла к практи́ческой де́ятельности.

В 1862 г. Чернышевский был арестован и поса́жен в Петропа́вловскую кре́пость.   Процесс длился полтора́ года.  За это время, находясь в крепости, Чернышевский написал свой знаменитый роман «Что делать?», ставший насто́льной книгой не́скольких поколе́ний русских радика́лов.

В 1863 г. Чернышевский переда́л ру́копись рома́на поэ́ту Некра́сову, который потеря́л её по доро́ге из кре́пости домой – свёрток вы́пал из каре́ты изво́зчика на поворо́те.  Но вы́шло так, что один чино́вник нашёл ру́копись, и, увидев объявление в газете, вернул её отча́явшемуся Некра́сову за 50 рублей серебро́м.  Вла́димир Набо́ков опи́сывает этот трагикоми́ческий эпизо́д в Четвёртой главе романа «Дар», в биогра́фии Черныше́вского, я́кобы напеча́танной главным геро́ем рома́на^[3].

В некотором смысле роман Чернышевского являлся ответом на знаменитый, только что вы́шедший роман И. С. Турге́нева «Отцы́ и де́ти» (1859-1861).  В «Отца́х и де́тях» Турге́нев вы́вел о́браз нигили́ста Евге́ния База́рова и тем самым популяризи́ровал само сло́во и поня́тие «нигили́зм» в русской и европейской культуре.  Турге́нев удержа́лся в романе от однозна́чных характери́стик, и сло́жный о́браз интеллиге́нта-нигили́ста База́рова вы́звал о́струю поле́мику в русской обще́ственности.  Часть общества увидела в База́рове злую карикату́ру на молодое поколе́ние и ли́чно на Добролю́бова, умершего в 1861 г. в возрасте 26 лет; другая же часть общества нашла образ Базарова сли́шком позити́вным и потому неприе́млемым.

В отли́чие от Тургенева, Чернышевский сознательно избежал любой двусмы́сленности.  Он дал одно́значно положи́тельную характери́стику своему геро́ю, «осо́бенному челове́ку» Рахме́тову, сде́лав его не траги́чески погиба́ющим нигили́стом, как тургеневский База́ров, а акти́вным де́ятелем и созда́телем но́вого.  Жёсткая дисципли́на, презре́ние к буржуа́зной мора́ли, аскети́зм, коллекти́вный арте́льный труд, как у французских философов-утопи́стов Сен-Симо́на и Фурье́, уваже́ние к свобо́де же́нщины и, в осно́ве всего, новая практическая и полезная философия «разу́много эгои́зма»^[4] – вот что отлича́ло «но́вых люде́й» Чернышевского.

Вся разночинская интеллигенция воспитывала себя на о́бразах этого романа.  Даже Ленин, человек совершенно другой эпохи, находился под влиянием романа Чернышевского и говорил: «Роман Что делать? меня всего глубоко́ перепаха́л. Это вещь, которая даёт заря́д на всю жизнь»^[5].

Под влиянием Герцена и Чернышевского в среде разночинской интеллигенции формируется новый тип русского революционера – наро́дника.  Наро́дники сле́довали убежде́нию Герцена, что и́менно крестьянская общи́на позво́лит русскому обществу прийти к социали́зму, мину́я капитали́зм. Слово наро́дник появилось в начале шестидесятых годов, но тогда оно означа́ло не более чем сочу́вствующего наро́ду интеллигента.  Однако в начале семидесятых годов, значи́тельная часть разночинской интеллигенции перешла́ на более радикальные позиции, начав социалистическую пропага́нду и агита́цию среди крестьян.

Следуя ло́зунгу Герцена «В наро́д!  К наро́ду!», интеллигенты-народники отправля́лись в деревню, устра́ивались там по фальши́вому па́спорту и начинали жить и работать среди народа, среди крестьян.  Эти массовые похо́ды в народ, стали называть квазирелигио́зным те́рмином «хожде́ние в наро́д»^[6], а самих «крестоно́сцев социализма»^[7] – наро́дниками.

В це́лом, антиправи́тельственная пропага́нда социа́лизма не по́льзовалась успехом среди крестьян.  Главных причи́н этому было две.  Во-первых, при всей важности крестьянской общи́ны/ми́ра, крестьяне больше привыкли заботиться лично о себе и своей семье, чем о классовых интересах крестьянства в целом, а разгово́ры о всео́бщем ра́венстве воспринима́ли как ска́зку.  Так на пропаганду народника о социализме, один крестьянин возрази́л: «Не ла́дно, брат, ты говоришь.  Взгля́ни-ка на свою руку: на ней пять пальцев, и все нера́вные!»^[8]  На это народнику отве́тить было не́чего.  И во-вторых, крестьяне, будучи правосла́вными христиа́нами, верили в боже́ственное происхожде́ние царской власти и не могли легко избави́ться от вековой идеоло́гии.

Со своей стороны́, царское правительство хорошо понимало угро́зу «хожде́ний в народ».  Более 30 судебных проце́ссов было проведено́ над наро́дниками за один только 1874 г. движе́ния.  В 1875 г. самым громким делом стал так называемый «процесс 193-х».  Юри́сты Ста́сов и Карабче́вский были среди 35 адвока́тов, защища́вших наро́дников в гла́сном суде́.  Сам «процесс-монстр» превратился в очередну́ю манифеста́цию антиправи́тельственных настрое́ний.